Долгий гудок, нарастающий, а потом стихающий гул.
Будто стадо слонов.
Асфальтовые Петровские линии. Такая же, только что вымытая Петровка. Еще против одного из домов дворник поливает из брандспойта улицы, а два других гонят воду в решетку водосточного колодца.
Огибаем Большой театр и Свердловский сквер по проезду Театральной площади, едем на широкую, прямо-таки языком вылизанную Охотнорядскую площадь. Несутся автомобили, трамваи, катятся толстые автобусы.
Где же Охотный ряд?
Я еду по этой новой-старой Москве, я иду по ней и думаю: господи, отчего ж грустно-то так? Разве вот я мог подумать, что буду скучать по мутному бурлению у киосков при станциях метро, по рекламной пестроте и пошлости, по дурацкому нашему нежданному богатству, которое нам с небес на голову дождём хлынуло, и которое сквозь пальцы всё в бурую московскую землю ушло?